Помимо уроков, Родак собирал с нами еврейский фольклор и вел грандиозную работу с нашим драмкружком. Он написал сценарий и поставил с нами весёлое праздничное представление – пуримшпиль – о Иосифе и его братьях. У Иосифа было 10 братьев, и я была одним из них. По библии мое имя было Hod, но в русском переводе просто “Гад”. Вообще не было  и не могло быть такой постановки, в которой я бы не принимала участия. Родак нам – всем братьям – туго закрутил полотенца на голову – чем не чалма? И учительница немецкого языка фрау Лифшиц зашила нас в простыни. Так были одеты братья и их отец – наш праведник и праотец Яков. Якова Играл Иосиф Гарфункель – он теперь уже 2 года с лишним живет в Америке. Младший сын праотца Якова Веньямин – у его ног – Рива Шемер, моя подруга, которая недавно умерла в Израиле.

Родак не вылезал из школы. Помимо «пуримшпил» он поставил труднейшую вещь Переца «Золотая цепь» и еще некоторые вещи. Наш спектакль имел огромный успех. О нём была статья в еврейской газете «Фриморгн», и нас пригласили на гастроли в Таллин – тогдашний Ревель. Приглашение пришло от Ревельской еврейской гимназии, и в пасхальные каникулы мы поехали на гастроли. Тогда Эстония была другое государство, но из Латвии, которая тоже была суверенным государством, в Эстонию, так же как в Литву, ездили без виз. В поезде мы были очень возбуждены. Ведь мы впервые в жизни ехали в спальном вагоне и притом ночью. Все воевали за верхние полки, и я не из последних. И до сих пор предпочитаю ехать именно на верхней полке. Может быть потому, что мне вспоминается та незабываемая ночная поездка.

Родак был исключительно внимателен к нам. У моей подруги Симы Фишберг разболелась голова. Родак дал ей порошок аспирин (не таблетку, а порошок, тогда лекарства не продавались таблетками) и налил из своего термоса в крышку термоса чай, дал ей запить.
              

    21-4  Сима Фишберг              21-5 Лёля, Роза Ливен, Сима Фишберг        

Наши гастроли прошли блестяще, и на этот раз был отзыв о них в эстонской еврейской газете. Перед отъездом в Ревель Родак собрал нас в «желтом» зале (зал с желтыми стенами) и на доске написал, что нам надо брать с собой. Среди разных вещей было одеяло с пододеяльником. На польском еврейском языке пододеяльник назывался «Цих» (наволочка на одеяло). Это слово нам рижанам было незнакомо. «Цих» в конце имеет букву «х» и пишется так: ך т.е. [в письменном виде] полукруг справа налево с длинной ножкой. Кто-то из нас пошутил – подошел к доске и стер полножки. Получилось ב – русское «б». Новое слово «циб» вызвало весёлый хохот, а Родак недоумевал, отчего мы развеселились. Мы много гуляли по городу, и я привезла несколько фотографий. Снимал нас Родак.

Исаак Израилевич был прекрасным лектором и читал лекции в еврейском прогрессивном обществе «ОРТ». Расшифровку слова не помню. Я была на одной лекции о еврейском поэте Йегеше [правильнее Иехоаш]. Но его душа больше лежала к нам. Кстати, своими постановками он выявил и развил богатый талант нашего соученика Бенно Тумаринсона. Бенно не только играл на сцене, но рисовал все декорации, отлично пел, итд. В нашем пуримшпил он играл роль шута – ведущего всего спектакля. В 1936 г. Бенно в возрасте 26 лет женился на разведенной жене нашего директора гимназии Берте Липмановне, которая была заведующей II еврейской основной школы, (а Бенно там [в свое время] учился). Берта Липмановна была старше его на 21 год, но брак был исключительно счастливый. Они поженились и уехали в Америку. В Нью-Йорке Бенно получил первый приз США за блестящую постановку «Преступления и наказания». Он стал известным режиссёром – и это заслуга Родака. Бенно умер от рака лёгких 3 года тому назад, а Берта Липмановна – еще раньше.

Итак, кто такой был Родак? Прекрасный педагог, Родак – лектор, Родак – собиратель фольклора, Родак – режиссёр, сам артист, Родак – гримёр, Родак – просветитель, культуртрегер, но в первую очередь – друг. Большой друг. В гимназии у нас был своеобразный клуб нашей параллели А и Б. Наши классные руководители Ираиль Юльевич Браун и Исаак Израилевич Родак. Мы встречались – оба класса – каждую пятницу вечером. Собирались в желтом зале на доклад какого-нибудь ученика. После доклада – чай с печеньем. Я была в «чайной комиссии». Я всегда любила общественную работу. Член чайной комиссии не только готовил и разливал чай, но и носил из дома посуду. Я в свою очередь читала доклад – у нас это называлось «реферат» - на тему «Женщина и социализм». Я его готовила по книге Августа Бебеля – само собой разумеется, на немецком языке. Ходила в Государственную библиотеку, там читала Бебеля и конспектировала. Когда я кончила читать свой реферат, Родак сказал «славный реферат!». Два слова – и я их бережно поместила в отдельную серую клетку. Ежедневно теряя клетки сотнями, я эту берегу: Родак сказал «славный реферат!».

И вот Родаки уезжали. Тем последним летом 1927 г. они снимали дачу на взморье в Дзинтари, Мы всей компанией пришли к ним прощаться. Провели весь день в лесу около дачи. После обеда Родак пошел домой с Маечкой укладывать ее спать и сидел около нее пока она не проснулась. Вообще Фаня должна была это сделать, но она, мило улыбаясь своей обаятельной улыбкой сказала Исааку, что она хочет посидеть с «товарищами», т.е. с нами. Так и сказала: «Мит ди хавейрим». Сомнения нет, что именно так она и сказала, ведь я в эту минуту не только вижу ее с нами в лесу, но и слышу ее голос. Об отношениях в семье Родак можно написать отдельную книгу. Это была идеальная семья, где все трое были спаяны огромным уважением и великой любовью. Фаня была болезненная, и Родак ее очень щадил. Фаня в тот день помыла посуду, а Исаак…вытирал. Новость! В наше время не принято было, чтобы мужчина помогал на кухне, по дому, или ходил за покупками в лавку. Слова «магазин» не существовало. Были лавки.

     Тетрадь II

Тем временем я выросла, вышла замуж за своего соученика Моисея, и мы вдвоем писали письма. Отвечала обычно Фаня. И в 1936г. сбылась моя мечта. Я получила бесплатную путевку в Крым, Кучук-Ламбат. Сорвалась из Крыма за неделю ло окончания срока и на пароходе и з Ялты поехала в Одессу, куда Родаки переехали. Пароход опаздывал на несколько часов. Родак. Бросив прием экзаменов в пединституте, где он работал, пошел меня встречать. Он полдня простоял в порту, пока не увидел меня на палубе и приветливо замахал рукой. Встреча была радостная. Мы пришли к нему домой. Родаки и в Одессе жили в одной, хотя и большой комнате. Фаня с Маечкой были на даче. Родак поспешил в институт принимать запоздалый экзамен, меня запер на ключ в комнате, чтобы я поспала. Вернулся он поздно. Я от волнения не могла и не хотела спать. Рассматривала альбом, смотрела в окно. Очень проголодалась, но была заперта. Мы на трамвае поехали на дачу. Дача – опять же одна комната. Между двойными входными дверьми была «кухня», т.е стоял примус не то на полу, не то на скамеечке, и было место на одного человека. Фаня болела плевритом и лежала в постели. Она сказала Исааку, что немного походила по комнате, и он на нее накричал: «Фаня, твое легкомыслие действительно не имеет границ!».
      Я уже писала, что Исаак очень любил Фаню, и  этот повышенный голос лишь подтверждает это. Мы с Маечкой хозяйничали. У Родака начался колит, и я, сидя на полу перед примусом варила ему ячневую кашу. Каша не удавалась. Получилась жидкая. Я ее вылила в ведро и сварила другую. Фане я рассказывала всё, что я помнила о ее работе с нами. В частности, как она отпускала нас домой: «берите книги и тетради и идите домой». Книги, мягко говоря, были преувеличением, т.к. у нас, кроме еврейской хрестоматии, учебников не было. У нас даже портфелей не было. Продавались круглые розовые резинки 1 см шириной, вот в эти резинки мы совали тетради,   учебник, деревянную ручку с железным пером и завтрак. В словах Heften (тетради) и aheim (домой) она не выговаривала звук h, и я ей это напомнила. Фаня остолбенела от изумления: «ты это помнишь?» «Фаня, ответила я, я всё помню. Я даже помню вашу бежевую шерстяную кофту с большими карманами. Я даже помню, как вы на уроке физики наглядно объясняли нам закон Паскаля».